НАДЗИРАТЬ И НАКАЗЫВАТЬ. Рождение тюрьмы Surveiller et punir'. Paris, 1975) - работа Фуко. Начиная книгу с описания публичной казни некоего Дамьена, покушавшегося на Людовика XV (1757), а также воспроизводя распорядок дня для Парижского дома малолетних заключенных (1838), Фуко приходит к выводу о том, что в течение менее века (середина 18 - первая треть 19 в.) произошло 'исчезновение публичных казней с применением пыток': 'за несколько десятилетий исчезло казнимое, пытаемое, расчленяемое тело, символически клеймимое в лицо или плечо, выставляемое на публичное обозрение живым или мертвым. Исчезло тело как главная мишень судебно-уголовной репрессии'.

Инструкция по эксплуатации скутеров Defiant DT-50QT-7 Kengli и Defiant DT-50QT-13 Loton. Компания МОТО-ВЕЛО. Куплю, мотоциклы, мопеды, велосипеды.

• Реферат По Книге Фуко Надзирать И Наказывать
• Мишель Фуко Надзирать И Наказывать Реферат
• Фуко Надзирать И Наказывать Реферат

В итоге, по мысли Фуко, 'наказание постепенно становится наиболее скрытой частью уголовной процедуры'; 'из наказания исключается театрализация страдания'. Наказание переходит из области 'едва ли не повседневного восприятия' в сферу 'абстрактного сознания': правосудие больше не берет на себя публично ответственность за насилие, связанное с его отправлением. По Фуко, 'техника исправления вытесняет в наказании собственно искупление содеянного зла и освобождает судей от презренного карательного ремесла'.

Происходит ослабление власти над телом человека; 'тело служит теперь своего рода орудием или посредником: если на него воздействуют тюремным заключением или принудительным трудом, то единственно для того, чтобы лишить индивида свободы, которая считается его правом и собственностью. На смену палачу, этому прямому анатому страдания, приходит целая армия специалистов: надзиратели, врачи, тюремные священники, психиатры, психологи, воспитатели'. На что же направлена в настоящее время (и по сей день) система исполнения наказаний? - вопрошает Фуко и сам отвечает, цитируя Мабли: 'Наказание, скажем так, должно поражать скорее душу, чем тело'. 'Преступление и проступок' как объект судебно-уголовной практики глубоко изменилось: судят юридические объекты, определенные в Кодексе, но, согласно Фуко, 'судят также страсти, инстинкты, аномалии, физические недостатки, неприспособленность, последствия воздействия среды или наследственности; наказывают акты агрессии, но через них и агрессивность.убийства, но также влечения и желания'. Общество таким образом начало судить уже не преступления, а 'душу' преступников, в структуру судопроизводства и вынесения судебного приговора 'внедрился целый комплекс оценочных, диагностических, прогностических и нормативных суждений о преступном индивиде'.

1. Скачать Мишель Фуко - Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы бесплатно fb2, epub, doc, pdf.
2. Название реферата: Реферат по книге Фуко 'Надзирать и Наказывать' Вы можете скачать реферат 'Реферат по книге Фуко 'Надзирать и Наказывать' со следующих сайтов: скачать реферат 'Реферат по книге Фуко 'Надзирать и Наказывать'.

Москва 2015 ВВЕДЕНИЕ Надзирать и наказывать. Фуко «Надзирать.

Реферат По Книге Фуко Надзирать И Наказывать

(С точки зрения Фуко, 'душа в ее исторической реальности. Порождается процедурами наказания, надзора и принуждения'.) Как подчеркивает Фуко, под возросшей мягкостью наказания можно уловить смещение точки его приложения, а вследствие этого - 'целое поле новых объектов, новый режим истины и множество ролей, дотоле небывалых в отправлении уголовного правосудия. Знание, методы, 'научные' дискурсы формируются и постепенно переплетаются с практикой власти наказывать'. Цель 'Н.и Н.' , по формулировке самого Фуко, 'сравнительная история современной души и новой власти судить, генеалогия нынешнего научно-судебного единства, в котором власть наказывать находит себе основания, обоснование и правила, благодаря которым она расширяет свои воздействия и маскирует свое чрезмерное своеобразие'.

Мишель Фуко Надзирать И Наказывать Реферат

В этом контексте Фуко формулирует четыре 'основных правила' своего исследования: 1) Наказание необходимо рассматривать как сложную общественную функцию. 2) Карательные методы суть техники, обладающие собственной спецификой в более общем поле прочих методов отправления власти; наказание таким образом выступает определенной политической тактикой. 3) История уголовного права и история гуманитарных наук имеют общую 'эпистемолого-юридическую' матрицу; технология власти должна быть положена в основу как гуманизации уголовного права, так и познания человека. 4) Появление 'души' в сфере уголовного правосудия, сопряженное с внедрением в судебную практику корпуса 'научного' знания, есть следствие преобразования способа захвата тела как такового отношениями власти. Как отмечает Фуко, в современных обществах карательные системы должны быть вписаны в определенную 'политическую экономию' тела. Тело захватывается отношениями власти и господства главным образом как производительная сила, но оно становится полезной силой только в том случае, если является одновременно телом производительным и телом подчиненным.

По Фуко, 'возможно 'знание' тела, отличающееся от знания его функционирования, и возможно овладение его силами, представляющее собой нечто большее, нежели способность их покорить: знание и овладение, образующие то, что можно назвать политической технологией тела'. Призывая анализировать 'микрофизику власти', Фуко постулирует, что власть - это стратегия, а не достояние, это 'механизмы, маневры, тактики, техники, действия'.

Это 'сеть неизменно напряженных, активных отношений', а не 'привилегия, которой можно обладать'. Это 'совокупное воздействие стратегических позиций' господствующего класса. Отношения власти у Фуко 'не локализуются в отношениях между государством и гражданами', для них характерна 'непрерывность', они 'выражаются в бесчисленных точках столкновения и очагах нестабильности, каждый из которых несет в себе опасность. Временного изменения соотношения сил'. При этом особо важно, по мысли Фуко, то, что: а) власть производит знание; б) власть и знание непосредственно предполагают друг друга; в) нет ни отношения власти без соответствующего образования области знания, ни знания, которое не предполагает и вместе с тем не образует отношений власти. С точки зрения Фуко, 'познающий субъект, познаваемые объекты и модальности познания представляют собой проявления этих фундаментальных импликаций отношения 'власть - знание' и их исторических трансформаций. Полезное для власти или противящееся ей знание производится не деятельностью познающего субъекта, но властью - знанием, процессами и борьбой, пронизывающими и образующими это отношение, которое определяет формы и возможные области знания'.

Результатом такого подхода выступает, по мысли Фуко, отказ (применительно к проблематизациям власти) от оппозиции 'насилие - идеология', от метафоры собственности, от модели познания, где главную роль исполняет 'заинтересованный' или 'незаинтересованный', 'корыстный' либо 'бескорыстный' субъект. 'Реальная и нетелесная' душа, порожденная карательными практиками современного общества суть 'механизм, посредством которого отношения власти порождают возможное знание, а знание распространяет и укрепляет воздействия власти'. Как подчеркивает Фуко, из этой 'реальности-денотата' были определенным образом отстроены соответствующие 'области анализа (такие, как психика, субъективность, личность, сознание и т.п.)'; основываясь на ней, были возведены 'научные методы и дискурсы', предъявлены 'моральные требования гуманизма'.

При этом, согласно Фуко, 'человек' не был замещен 'душой': 'душа есть следствие и инструмент политической анатомии; душа - тюрьма тела'. Исследуя процедуры пыток, длительное время характерные для следственных действий и публичных казней, Фуко отмечает, что пытка 'обнаруживала истину и демонстрировала действие власти, обеспечивала связь письменного с устным, тайного с публичным, процедуры расследования с операцией признания'. Как утверждает Фуко, отношение 'истина - власть' остается 'в центре всех карательных механизмов и сохраняется даже в современной уголовно-судебной практике - но совсем в другой форме и с совершенно иными последствиями'. Комментируя стремление идеологов Просвещения посредством осуждения особой жестокости публичных казней очертить 'законную границу власти карать', Фуко подчеркивает: 'Человек.

Становится также человеком-мерой: не вещей, но власти'. Как 'замечательное стратегическое совпадение' обозначается в 'Н.и Н.'

То обстоятельство, что 'прежде чем сформулировать принципы нового наказания, реформаторы ставили в упрек традиционному правосудию именно чрезмерность наказаний, но чрезмерность, которая связана больше с отсутствием правил, чем со злоупотреблением властью наказывать'. Целью судебно-правовой реформы в этот период выступала, согласно Фуко, новая 'экономия власти' наказывать, ее лучшее распределение - 'чтобы она не была ни чрезмерно сконцентрирована в нескольких привилегированных точках, ни слишком разделена между противостоящими друг другу инстанциями, но распределялась по однородным кругам, могла действовать повсюду и непрерывно, вплоть до мельчайшей частицы социального тела'. Необходимо было 'увеличить эффективность власти при снижении ее экономической и политической себестоимости'. В целом, с точки зрения Фуко, содержанием судебно-уголовной реформы Нового времени явилось следующее: 'сделать наказание и уголовное преследование противозаконностей упорядоченной регулярной функцией, сопротяженной с обществом; не наказывать меньше, но наказывать лучше; может быть, наказывать менее строго, но для того чтобы наказывать более равно, универсально и неизбежно; глубже внедрить власть наказывать в тело общества'. Реформа уголовного права, как фиксируется в 'Н.и Н.'

, возникла на стыке борьбы со сверхвластью суверена и с инфравластью противозаконностей, право на которые завоевано или терпится'. Тем самым система уголовных наказаний стала рассматриваться как 'механизм, призванный дифференцированно управлять противозаконностями, а не уничтожить их все'. Должна была сложиться ситуация, когда враг всего общества - преступник - участвует в применяемом к нему наказании. Уголовное наказание оказывалось в этом смысле 'общественной функцией, сопротяженной со всем телом общества и с каждым его элементом'.

Реферат: Фуко М. Надзирать и наказывать Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы ОГЛАВЛЕНИЕ II. НАКАЗАНИЕ Глава 1.

Фуко Надзирать И Наказывать Реферат

Общие принципы наказания «Пусть наказания будут умеренны и пропорциональны правонарушениям. Пусть смертный приговор выносится только виновным в убийстве. Пусть будут отменены публичные казни, возмущающие человечность»1. Во второй половине XVIII века протесты против публичных казней слышатся всюду: среди философов и теоретиков права, юристов, парламентариев; в наказах третьего сословия, среди законодателей ассамблей. Необходимо наказывать иначе: пора положить конец физическому поединку между сувереном и осужденным, прекратить рукопашную схватку мести суверена с затаенным гневом народа, воплощаемую палачом и жертвой. Очень скоро публичная казнь начинает казаться невыносимой. Она возмутительна со стороны власти, прибегающей к тирании, проявляющей необузданность, жажду мести и «жестокое наслаждение наказанием»2.

Она постыдна со стороны жертвы, 105 1) Так в 1789 г. Министерство юстиции резюмирует общую мысль наказов и пожеланий третьего сословия относительно жестоких публичных казней. Seligman, La Justice sous la Resolution, t. Desjardin, Les Cahiers des Etats generaux el la justice criminelle, 1883, p. Petion de Villeneuve, Discours a la Constituante, Archives parlementaires, t. Которую не просто ввергают в отчаяние, но и принуждают благословлять «небо и судей небесных, покинувших ее»3. И в любом случае, публичная казнь опасна, поскольку в ней обретают опору, противостоя друг другу, насилие короля и насилие народа.

Власть суверена словно не замечает в этом соперничестве в жестокости вызов, который сама же бросает и который однажды может быть принят: «Привыкнув видеть, как льется кровь», народ вскоре поймет, что «она может быть отомщена только кровью»4. В церемониях казни, вмещающих в себя столько противоположных целей, очевидно пересечение чрезмерности вооруженного правосудия и гнева народа, которому угрожают. Жозеф де Местр. усматривает в этом отношении один из фундаментальных механизмов абсолютной власти: палач действует как сцепление между королем и народом; причиняемая им смерть подобна гибели крепостных, строивших Санкт-Петербург, невзирая на топи и чуму: она - принцип всеобщности; из единоличной воли деспота она делает закон для всех, а каждое из уничтоженных тел превращает в краеугольный камень государства. Важно ли, что она поражает и невиновных!

Реформаторы XVIII века, напротив, изобличают в этом опасном ритуальном насилии то, что с обеих сторон выходит за рамки законного отправления власти: по их мнению, здесь тирания сталкивается с бунтом; они вызывают друг друга. Здесь двойная опасность. Необходимо, чтобы уголовное правосудие прекратило мстить и стало наказывать. Необходимость наказания без публичной казни и пытки сначала выразилась как крик души или негодующей природы; наказывая худшего из убийц, нужно видеть и 106 3) A. Boucher d'Argis, Observations sur les lots criminelles, 1781, p. 4) Lacheze, Discours a la Constituante, 3 juin 1791, Archives parlementaires, t. Уважать в нем хотя бы одно - «человека».

В XIX веке придет день, когда «человек», открытый в преступнике, станет мишенью уголовно-правового вмешательства, объектом исправления и преобразования, окажется в центре целого ряда странных наук и практик — «пенитенциарных», «криминологических». Но в эпоху Просвещения человек противопоставляется варварской жестокости публичных казней отнюдь не как тема положительного знания, а как законный предел: законная граница власти карать. Не та, что должна быть достигнута, чтобы преобразовать его, но та, что должна остаться неприкосновенной, чтобы сохранить уважение к нему. Noli me tangere. «Человек», на которого указывают реформаторы в противовес деспотизму эшафота, становится также человеком-мерой: не вещей, но власти. И вот проблема: как человек-предел может быть противопоставлен традиционной практике наказаний? Каким образом он становится великим моральным обоснованием реформистского движения?

Откуда столь единодушное отвращение к пытке и лирическая приверженность необходимой «гуманности» наказания? Или, что то же самое, как два элемента, присутствующие во всех требованиях смягчения наказаний, именно «мера» и «гуманность», сопрягаются друг с другом в единой стратегии? Эти элементы столь необходимы и все же столь неопределенны, что именно они, неизменно вносящие диссонанс и связанные прежним двусмысленным отношением, предстают и сегодня всякий раз, когда ставится проблема экономии наказаний. XVIII столетие как будто породило кризис упомяну. той экономии и, чтобы разрешить его, предложило осно- 107 вополагающий закон («мерой» наказания должна быть «гуманность»), но не вложило в этот закон (рассматриваемый тем не менее как непреложный) точного смысла. Необходимо, стало быть, рассказать о рождении и первоначальной истории этой загадочной «мягкости». Возносят хвалу великим «реформаторам» (Беккариа, вану, Дюпати, Лакретелю, Дюпору, Пасторэ, Тарже, Бер-гассу., составителям и авторам наказов депутатов гене-г ральных штатов и Конституанты) за то, что они принудили к восприятию мягкости судебный аппарат и «классических» теоретиков, которые еще в конце XVIII века приводили против нее убедительные доводы5.

Однако необходимо поместить эту реформу в контекст процесса, недавно вновь обретенного историками в результате исследования судебных архивов: процесса ослабления наказаний в XVIII веке, или, точнее, двойного движения, в котором в течение указанного периода преступления как будто утрачивают жестокость, а наказания в ответ теряют долю своей интенсивности, но ценой усилившегося вмешательства власти. Действительно, с конца XVII века наблюдается значительное снижение числа убийств и вообще физически агрессивного поведения; правонарушения против собственности приходят на смену насильственным преступлениям; кража и мошенничество теснят убийства и телесные повреждения; не имеющая четких границ, спорадическая, но распространенная преступность беднейших классов сменяется пре- 108 5) См., в частности, полемику Мюйараде Вугланса с Беккариа: Muyart de Vouglans, Refutation du Traiti des dtliK et des feines, 1766.

Ступностью ограниченной и «искусной»; преступники в XVII веке — «люди изнуренные, голодные, живущие одним моментом, разгневанные: преступники временные»; в XVIII же — «изворотливые, хитрые, расчетливые продувные бестии», «маргиналы»6.